В послеродовой палате кроме меня было еще 5 мамок, дети лежали отдельно. На второй день день пришла педиатр, чтобы рассказать нам о наших детишках. Каждой было сказано, что все хорошо, и как изменился за день вес ребенка, пока очередь не дошла до меня. «У Вашего шумы в сердце, - как удар молотком по голове. - Если через 3 дня не пройдут (тогда это функциональные шумы), переведем в 67-ю больницу в детскую кардиологию». На мой вопрос: «Что это может быть?», врач ответила: «В худшем случае порок».
Все последующие дни прошли в слезах. Ни с кем не хотелось разговаривать. А побыть одной не получалось, как никак еще 5 человек в палате, и все пытаются утешать. Каждый день приходила педиатр: «У Вас прибавил столько-то, у Вас столько-то, а у Вашего шумы сохраняются». Я ходила с опухшими красными глазами по роддому и терроризировала каждого попавшегося по дороге врача: послушайте моего ребенка!
На четвертый день шумы сохранялись. На пятый Саньку перевели в 67-ю, а меня отправили домой.
Утром следующего дня я отправилась на встречу с лечащим врачом. И, хотя внутри себя я уже знала, что мне скажут, все равно не выдержала и разрыдалась. Диагноз: ВПС ДМЖП в мембранозной части 6.4 мм, скорее всего хирургический. Шансы на то, что дырочка закроется сама, ничтожно малы.
Наша врач сказала мне: «Сегодня разрешаю Вам поплакать, а завтра Вы поймете, что ничего особенного не произошло, просто Ваш ребенок именно такой».
Как ни странно, к вечеру слезы высохли... а утром я поехала в больницу на дневной стационар.
В больнице мы (мамки) проводили с 9 утра до 7 вечера. Подходили к детям только для кормления каждые 3 часа, все остальное время лежали в отдельной палате. Каждый день можно было мучить нашего доктора разными вопросами, даже самыми глупыми…
В 67-ой больнице мы пролежали 10 дней, после чего 28-го декабря нас отправили домой, чтобы через месяц явиться в Бакулевский центр на консультацию, чтобы решить вопрос, когда оперироваться.
Я не представляла себе, что делать дома с ребенком с дыркой в сердце. Как его брать? Как беречь? Как не давать ему сильно кричать? Чего бояться? Но Санька как будто берег сам себя и криком не изводился. Он оказался на редкость спокойным ребенком с хорошим характером (Куда чего девалося?
)Выписали нас на дигоксине, который через 2 недели благополучно отменили, потому как пульс в спящем состоянии не превышал 110 ударов в минуту. Тогда же УЗИсту из 67-ой показалось, что дефект наш призакрылся, намерили 4 мм. Я полетела домой как на крыльях, в твердой уверенности, что теперь операция нам не грозит. Наш визит в Бакулева отменили, мы остались под наблюдением 67-ой.
В следующий раз мы попадаем на УЗИ к специалисту из Бакулевки в той же 67-ой. Она нам сообщает, что ничего у нас не закрылось. Просто дефект прикрыт какой-то там створкой. Размер его скорее всего 7 мм.
В 3 месяца сдавали профилактический анализ мочи. Анализ оказался плохой – зашкаливали лейкоциты. В тот же день поднялась температура. Нас отправили в больницу с подозрением на пиелонефрит. Положили нас в четверг, а УЗИ, сказали, сделают только во вторник. Я спрашивала:
- А что мы будем делать до вторника?
- Лечиться!
- Чего лечить-то?
- Пиелонефрит.
- А если у нас не пиелонефрит?
- Раньше вторника УЗИ сделать не можем – очередь.
- Тогда мы поедем в другую больницу!!!
В общем, скандальной мамаше вызвали заведующую, потом другого врача, которая выслушала у нас хрипы и послала на рентген. Диагноз: двусторонняя очаговая пневмония. Вылечили.
В полгода опять встает вопрос об операции и мы едем в Бакулева. Рентген легких показывает усиление легочного рисунка, что не есть хорошо…
Было решено оперироваться, и, если честно, я была этому даже рада, хоть и страшно. Потому что ежедневно бояться за ребенка, прислушиваться, как он дышит по ночам, еще страшнее.
Собрали анализы, назначили дату и…опять больница. Грипп. Через 3 дня нас выписывают.
Из больницы привозим ротовирус, который потом перешел в конъюнктивит.
Потом приходили в себя, снова собирали анализы, приехали на госпитализацию - жесткое дыхание – опять не взяли. Дальше кашель, кашель, кашель…и все откладывалось.
В итоге мы легли, когда нам почти исполнился год.
Подготовка к операции - это отдельная тема. Последнее кормление перед операцией в 21-00, дальше клизма. Я не представляла, что в моего ребенка можно столько влить…
Санькин привык кушать ночью, поэтому в положенное время начал кричать. Пить нельзя, есть нельзя, сделали 2 успокоительных укола, сказали, сейчас заснет. Как бы не так, Санька около получаса был как пьяный, затем последовала обратная реакция. Ребенок перевозбудился и кричал на весь этаж ВСЮ НОЧЬ!!! Прибегали медсестры, говорят: больше ничего сделать не можем - у него на лекарства не та реакция, укачивайте. Я им говорю: он у меня к качке не приучен. Они его забрали, попытались на каталке укачать, чем вообще довели детя до истерики, после чего мне вручили и ушли. Я его по темному этаже носила всю ночь, рассказывала про то, что видела, а у самой на душе одна мысль: как же он у меня завтра такой измученный и ослабленный на операцию пойдет…В итоге Санька заснул около 5 утра, а в 6 уже пора вставать.
Дальше капельницы, лед от температуры (организм обезвожен - пить нельзя). Он кричит, привязанный, извивается, я реву. В палате телевизор, судорожно ищу по всем каналам рекламу (Санька ее очень любит), чтобы хоть немножечко его отвлечь, а она, зараза, как назло, как сквозь землю провалилась. Заходит медсестра: скоро заберем. А у меня мысль проскакивает: схватить, прижать к себе и убежать. Заходят врачи, дают «хороший» совет: готовьтесь к худшему, если все будет хорошо, порадуетесь…Я думаю: хрен вам! Все будет хорошо, потому что по-другому быть не может!
Вот и приходят за моим маленьким, а он такой уже замученный, опухший. Реву. Понимаю, что нельзя. Надо собраться. Он все чувствует. Заходит нянечка: чего ревешь, все будет хорошо!!! И вдруг полегчало… Я поняла, что сделала все, что могла, теперь осталось просить того…другого…
3,5 часа мы со второй мамочкой, ребенку которой тоже делали операцию, сидели в комнате для матерей. Мы разговаривали об отвлеченных вещах…
Потом она куда-то вышла, как оказалось, вернулся наш доктор после операций. Я побежала к нему в кабинет, потеряв на ходу тапочку. Он разговаривал с другой мамочкой и попросил меня подождать. Это было оооооочень долго... бесконечные 5 минут. Когда я зашла, он улыбнулся, и я поняла-все хорошо… "Я вам заштопал ДМЖП, ООО, перевязал ОАП". "Большая дырка была на самом деле?" - "8 мм". Улыбается.
Хирург сказал мне позвонить утром. По телефону мне сказали, что у Саньки идет носом кровь, никак не могут остановить, из-за этого не вынимают трубки. К 3-м часам мы приехали на встречу с реаниматологами. Таких родителей там было, наверное, еще человек 20. Некоторые пребывают в полуобморочном состоянии, стараюсь успокаивать. Из нашей реанимации никто не выходит, говорят, там сложная обстановка. Проходит час, другой, наконец, вышли. Кровь еще идет. Как оказалось потом, это вполне рядовая ситуация, только мне тогда никто об этом не сказал.
На следующий день нас перевели в отделение, это была победа! Только меня туда не пустили. Он лежал в общей палате, где было еще четверо детишек, и за всеми ухаживала только одна мамочка. Конечно, правильно сделали, не думаю, что я смогла бы от него отойти.
Какое же это было счастье увидеть его!!! Мой сладкий, привязанный за руки и за ноги, не кричит, нет, просто беспрерывно скулит, стонет, хрипит, я даже не знаю, как это назвать…Измученный, но ЖИВОЙ!!! Я подошла и начала петь его любимую песенку, которую пела, когда он лежал под капельницей перед операцией. И он вдруг замолчал и успокоился. А я подумала: все у нас теперь будет хорошо, потому что по-другому быть не может.
Выписывались мы, где-то подхватив ОРЗ с температурой 39. Несколько дней я вызывала скорую по 2 раза на дню, чтобы сбивать температуру, и писала отказы от госпитализации в инфекцию. Потом мы с папой сами научились делать уколы…
Сейчас уже прошел год.
Надеюсь, что наш шрам когда-нибудь зарастет...
)
